Глава VI ЛЕПНАЯ КЕРАМИКА КАК ПОКАЗАТЕЛЬ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ОБЛИКА БОСПОРСКИХ ГОРОДОВ

Остается сделать некоторые выводы, полученные в результате исследования лепной керамики трех боспорских городов, подвергавшихся систематическим раскопкам в течение многих лет. Выводы эти касаются главным образом тех вопросов, которые подлежат в первую очередь разрешению при исследовании всякого рода керамики, и в особенности лепной, потому что лепная керамика в силу своей специфичности требует до некоторой степени особого подхода, несколько отличного от подхода к исследованию керамики, изготовленной на гончарном круге и являвшейся продуктом промышленного производства. Поэтому многие вопросы, которые должны быть поставлены при исследовании керамики гончарной, отпадают при изучении керамики, сделанной от руки и являвшейся продукцией домашнего изготовления, присущего по существу доклассовому обществу. Такое определение лепной керамики не должно рассматриваться как противоречие факту бытования ее в обществе классовом, каким являлись античные города Северного Причерноморья. Там лепная посуда играла в общем второстепенную роль, бытуя на ранней ступени жизни греческих городов в среде представителей местных племен, оказавшихся по тем или иным причинам в составе жителей этих городов, и являясь в позднеантичное время благодаря своему широкому распространению в городах одним из проявлений варваризации их культуры в итоге длительного сосуществования греков с их варварским окружением.

Итак, повторяем, лепная керамика не являлась продукцией промышленного производства, не служила в силу этого предметом торговли, и, следовательно, ее изучение не может являться критерием для характеристики торговых связей боспорских городов и степени развития в них керамического производства, — вопросы, которые обыкновенно ставятся при изучении керамики гончарной. Зато лепная керамика может свидетельствовать до некоторой степени об этническом составе населения Бос-пора, а для отдельных эпох — и о степени варваризации его культуры. Конечно, на основании изучения одной лишь лепной керамики нельзя ответить на все эти вопросы, — исследование ее может лишь содействовать их разрешению.

В результате исследования лепной керамики Илурата, Мирмекия и Тиритаки перед нами вырисовывается довольно ясная картина развития производства посуды этой категории и та роль, которую она играла в обиходе населения Боспора в разные периоды. Прежде всего, следует сравнить лепную керамику каждого из упомянутых городов в отдельности. В общем керамика этих городов однородна как в ее основных типах, так и в орнаментации. Однако бросается в глаза чисто количественное преобладание находок лепной посуды в Илурате и Тиритаке по сравнению с находками в Мирмекии. Это объясняется, по-видимому, большей территориальной близостью Мирмекия к столице Боспорского царства Пантикапею, в результате чего в Мирмекии преобладала привилегированная прослойка жителей, близкая к дворцовым кругам и наиболее зажиточная, имущественное положение которой позволяло ей пользоваться более дорогой гончарной посудой даже и для кухни. К этой привилегированной верхушке боспорян могли, безусловно, относиться и выходцы из варварского окружения Боспора, в тесном контакте с которым и развивалось это государство. Но эти лица были, по всей вероятности, уже настолько эллинизированы, что их быт ничем не отличается от быта боспорских греков. Не исключено, что представители боспорской знати имели в Мирмекии свои виллы, а сам Мирмекии являлся своего рода морским курортом, подобно тому, каким являлся город Байи в Римской империи. Постройки Мирмекия отличались, насколько это можно судить по состоянию его исследования, известной монументальностью по сравнению с Тиритакой. На его территории найдены архитектурные детали зданий дорического ордера, возведенных в эпоху раннего эллинизма и относящихся к лучшим образцам древнегреческой архитектуры.1 Это не противоречит, однако, тому, что Мирмекии был крупным центром виноделия на Боспоре.2

Тиритака имела несколько иной характер. Как более удаленная от столицы, она была гораздо скромнее по общему облику и являлась чисто промышленным городом, центром виноделия и рыбозасолочного дела.3 Что касается Илурата, то это был тип поселения совсем другого рода, и контингент его жителей по этнической принадлежности был наиболее варварским, состоящим, по всей вероятности, из выходцев сельской территории Боспора и их семей, переселенных правительством Боспора в эту крупную боспорскую крепость в качестве военного гарнизона.4 Этим и можно объяснить наибольшее распространение в Илурате лепных сосудов, а также большее разнообразие их форм и орнаментации, чем в Мирмекии и даже в Тиритаке, хотя в последней в то же время, когда существовал и Илурат, т. е. во II — III вв. н. э., лепная керамика имела также весьма большое значение. В общем эта керамика во всех трех городах была довольно однородной, как в смысле выделки, так и в основных своих формах и орнаментации. Более того, как видно из сопоставления типов лепной керамики этих городов с керамикой других городов Боспора — Пантикапея, Нимфея, Фанагории, Танаиса и сельских поселений, эта керамика в общем однородна для всего Боспора. Это позволяет сделать некоторые общие выводы, вытекающие из исследования лепной посуды всех трех городов, а вместе с тем лепной керамики Боспора в целом, поскольку они в основном не противоречат выводам, сделанным на основании изучения той же керамики других городов Боспора.

В общей тенденции развития лепной керамики Боспора, как и лепной керамики вообще, можно отметить известный консерватизм по сравнению с развитием керамики гончарной. Этот консерватизм обусловлен был, как нам представляется, двумя обстоятельствами, о которых уже говорилось выше. Во-первых, лепная посуда на Боспоре, как и в других местах, где существовали античные города, изготовлялась не на продажу, а потому на производство ее не влияли такие факторы, как условия спроса и предложения. Наводнение античных городов Северного Причерноморья гончарной керамикой, как местной, так и импортной, делало излишним поднятие производства лепной посуды до уровня промышленного производства, работающего на сбыт. Благодаря этому лепная керамика не испытывала действия рыночной конкуренции, стимулирующей развитие производства всякого рыночного продукта в условиях классового общества. Кроме этих внешних факторов, на производство посуды методом лепки от руки воздействовал фактор, обусловленный самой сущностью производства лепной керамики, основанного на примитивной технике, что в известной мере сковывало тенденцию к разнообразию и усложнению форм производимых изделий. Само собой понятно, что лепка от руки, примитивный обжиг на простом костре или в яме в домашних условиях не позволяли усложнять производимый продукт выше определенного уровня, в данном случае наиболее примитивного.

Примитивность и консерватизм лепной керамики, являющиеся следствием домашних условий ее производства, предназначенного для нужд только лишь потребления ее в рамках данной семейной ячейки, не дает возможности датировать основные ее типы точнее, чем в рамках одного-двух столетий. Однако, как видно из описания отдельных типов, относящихся к разным хронологическим эпохам, лепная керамика Боспора, как и других областей, где она бытовала, все же изменялась в смысле своих форм и орнаментации, так же как изменялась степень распространения лепных сосудов и та роль, которую они играли в быту населения боспорских городов. Мы не будем останавливаться здесь на трансформации типов, форм и орнаментации лепных сосудов боспорских городов на всем протяжении их существования — это изложено в соответствующих главах. Ограничимся поэтому в заключительной части нашей работы лишь суммированием общих наблюдений, появившихся в результате изучения лепной керамики трех боспорских городов в разные хронологические периоды.

В ранний период жизни боспорских городов лепная керамика занимала в обиходе их жителей довольно скромное место. Это и понятно, ибо выходцы из варварской среды не могли, естественно, составить сразу значительный контингент среди населения античных городов. Эта ранняя керамика делится на две группы. Первую, наиболее многочисленную группу составляет нелощеная керамика, представленная по преимуществу горшками с округлым туловищем и отогнутым наружу краем (типы 1М, 2М, 1T) либо с прямой, иногда несколько расширяющейся кверху горловиной (тип 3М). Орнаментация этих горшков довольно однообразна, как и их формы. Это — ямочный орнамент, ногтевой или щипковый. Эти типы, датируемые VI — IV вв. до н. э., встречают, как мы видели, ближайшие аналогии среди раннескифской керамики, широко представленной в городищах низовий Днепра, Буга и Дона. С этой керамикой лепную посуду античных городов Боспора сближает как общность форм, так и орнаментация, а также отсутствие, как правило, лощения. Такое сходство лепной керамики боспорских городов со скифской керамикой на начальном этапе существования этих городов свидетельствует о наличии в их составе в то время выходцев из скифской среды, хотя еще и незначительных по количеству. Таким образом, можно говорить, что начиная с VI в. до н. э. боспорские греческие города существовали в окружении скифского населения, которое проникало в сами эти города, принося с собой свои навыки в изготовлении глиняной посуды. Это были, по всей вероятности, выходцы из сельских поселений Боспора. Археологические исследования этих поселений, произведенные И. Т. Кругликовой, свидетельствуют, что еще в IV—III вв. до н. э. в них имела хождение посуда, обычная для скифских городищ Приднепровья.6 Таким образом, известия Геродота и Псевдо-Скилака об обитании на Боспоре скифов6 подтверждаются фактами нахождения в боспорских городах скифской керамики.

Лепная керамика боспорских городов, имеющая, как мы видели, тесные аналогии в скифской посуде, представленной в Каменском городище и аналогичной ей керамике из городища у станицы Елизаветовской и из его могильника, не имеет, однако, налепных валиков, характерных, например, для горшков из поселения у Широкой балки.7 В том месте, где находятся такие валики на сосудах Широкой балки, т. е. по венчику и плечикам горшков, на боспорских сосудах имеется лишь орнамент, аналогичный встречающемуся на упомянутых валиках (типы 1—ЗМ, 1, 2Т). Надо все же здесь уточнить, что в Пантикапее и Киммерике были найдены фрагменты лепных сосудов с валиками, гладкими и орнаментированными ямочным орнаментом, датируемые VI—V вв. до н. э.8 Однако для Боспора наличие таких валиков надо признать редким исключением, так же как и для Каменского городища на Днепре.9 В Мирмекии и Тири-таке в слоях первых веков н. э. также были найдены, как мы видели (рис. 7, 1; табл. XXII, 2, 3), фрагменты горшков с налепными валиками, из которых фрагмент на табл. XXII, 3 имеет близкую аналогию среди керамики, найденной в Танаисе, в помещении II—III вв. н. э.10 Такие случаи нахождения фрагментов сосудов с надеиными валиками в слоях первых веков н. э. боспорских городов свидетельствуют о возрождении архаических мотивов орнаментации лепной керамики Северного Причерноморья в указанное время, так же как и резного геометрического орнамента, свойственного чернолощеной керамике кизил-кобинской культуры.

Лепная керамика указанных типов сосуществует в ранних слоях боспорских городов вместе с лощеной керамикой с резным орнаментом, ближайшим районом распространения которой являлся горный и степной Крым, где сосредоточены были таврские поселения. Подобная же керамика была распространена, как уже указывалось, на обширной территории степного и лесостепного Приднепровья и Поднестровья, а также в Сибири и Средней Азии в конце II—начале I тысячелетия до н. э. Такое широкое распространение этой керамики указывает на некую культурную общность, существовавшую на территории Евразии в указанную эпоху, включая Крым, которая могла быть обусловлена как непосредственным общением племен (торговый обмен, завоевания, временное политическое объединение), так и их миграцией на обширных территориях.

Керамика обеих вышеназванных групп, найденная в ранних слоях боспорских городов, была в употреблении у негреческого населения боспорских городов с начала их существования, причем в основном это население пользовалось нелощеной керамикой, подобной распространенной в степной Скифии. Лощеная же керамика с резным орнаментом была в боспорских городах редкой. В таврских поселениях горного и предгорного Крыма наблюдается та же картина сосуществования обеих групп керамики с той разницей, что для этих поселений (Симферопольского, Инкерманского и др.) лощеная керамика с резным орнаментом является характерной. Но нужно отметить, что последняя и в таврских поселениях встречается в меньшем количестве, чем скифская керамика. Видимо, эта посуда употреблялась для особо парадных случаев и была малодоступна для широких слоев населения. Весьма возможно, что этой керамикой пользовались и греческие колонизаторы Боспора как особо оригинальной.

Чернолощеная керамика с резным орнаментом вытесняется на Бое-поре в V в. до н. э. нелощеной керамикой скифского типа, подобно тому как это происходило в то же время в лесостепной части Восточной Европы. Там эту смену Б. Н. Граков и А. И. Мелюкова объясняют распространением степной скифской культуры; такое объяснение приложимо и к территории Боспора. Принимая во внимание, что лощеная керамика с резным орнаментом предшествует в Северном Причерноморье распространению там скифской керамики, можно сделать вывод, что первая была в употреблении у доскифского населения этой территории, в том числе и территории Боспора. С этим согласуется и факт нахождения подобной керамики на поселениях Керченского полуострова позднесрубной культуры, обследованных А. М. Лесковым и В. Г. Збеновичем и датированных ими IX—VIII вв. до н. э.11 Таким образом, можно считать предшественниками скифов на Керченском полуострове носителей позднесрубной культуры и выдвинуть гипотезу об отождествлении их с киммерийцами как предшественниками скифов согласно письменным источникам. О таком отождествлении говорит и А. И. Лесков.12 Отдельные группы этого населения могли существовать на Боспоре и после водворения там скифов и передать традиции пользования керамикой кизил-кобинского типа новым пришельцам. В греческие города эта керамика попадала, очевидно, как и скифская керамика, вместе с выходцами из варварской среды, будь то скифы или, может быть, остатки их предшественников-киммерийцев, как в греческих письменных источниках именуется предскифское население Боспора.

Итак, мы можем констатировать, что в босцорские города уже с начала их существования проникал какой-то процент негреческого населения, пользующегося лепной керамикой, как лощеной с резным орнаментом, так и имеющей ближайшие аналогии среди раннескифской нелощеной керамики, с ямочным и ногтевым орнаментом. Первая имела распространение, возможно, и в скифской среде, которую застали греки в период их колонизации территории Боспора, и являлась, очевидно, наследием материальной культуры населения, существовавшего здесь еще до прихода туда скифов и, возможно, частично остававшегося и при них. Наличие скифского этнического элемента среди первых обитателей боспорских городов, возможно, впитавшего в себя остатки более раннего населения, устанавливается, помимо керамики, присутствующей в ранних культурных слоях этих городов, и другими фактами. Так, о присутствии среди жителей боспорских городов представителей их варварского окружения уже в начальную пору существования самих городов свидетельствует появление в их некрополях VI—IV вв. до н. э. некоторых черт погребального культа, свойственного местным племенам Северного Причерноморья. Это достаточно хорошо видно на примере таких некрополей, как пантикапейский, нимфейский, Корокондамьт и Гермонассы. В них черты варварского погребального обряда проявляются уже в захоронениях VI в. до н. э., хотя и носят еще спорадический характер на общем фоне некрополей в целом греческого облика. Так, в некрополях Пантикапея, Гермонассы и Корокондамы в некоторых случаях деревянные перекрытия земляных гробниц покрываются сверху слоем морской травы-камки, что является характерной чертой захоронений в курганах Таманского полуострова, относящихся к местному, синдскому населению Боспора. В некоторых погребениях Пантикапея находилась красная краска, свойственная скифскому обряду захоронения. В составе погребального инвентаря ранних боспорских некрополей уже присутствуют скифские черты погребального культа — наличие в составе инвентаря оружия, предметов конской упряжи, железных ножей, оселков. Правда, присутствие одного оружия в отдельных погребениях еще не говорит о принадлежности погребенного к варварскому населению в условиях некрополей античных городов Боспора раннего периода. Скорее — это обычай, сложившийся у самих боспорских греков, вызванный существованием в то время всеобщего ополчения городов в условиях варварского окружения, когда Боспорское государство еще не сложилось или находилось в стадии становления и не обладало регулярной армией.13 Но наличие других отмеченных черт варварского погребального культа говорит о присутствии в боспорских городах уже в первом столетии их существования населения — еще, правда, незначительного — из варварских племен. В V в. до н. э. к указанным особенностям варварского погребального обряда в некрополях боспорских городов прибавляются новые черты, такие как сырцовые и подбойные гробницы, характерные для скифских погребений Приднепровья и синдских захоронений Таманского полуострова, конские захоронения. По-прежнему встречаются растительные подстилки под покойником, которые, согласно рассказу Геродота, клались под труп скифского царя. В некрополе у хутора Кротенко, связываемом с боспорским городом Корокондамой, в некоторых могилах находились также остатки напутственной пищи — коровьи и бараньи кости, положенные в глиняные чашки, —обряд, широко распространенный как в Скифии, так и у меотов.14 К сожалению, до сих пор остаются малоисследованными некрополи Мирмекия и Тиритаки,. керамике которых посвящена данная работа. Однако то, что дает нам изучение других боспорских некрополей, сравнительно хорошо исследованных, — Пантикапея, Гермонассы и Корокондамы, показательно в какой-то мере и для состава населения других городов, входящих в то же государственное объединение. Правда, малый процент лепной керамики по сравнению с керамикой гончарной в боспорских городах раннего периода свидетельствует о том, что состав скифского населения был там весьма незначителен. Основную посуду в то время составляла в городах Боспора керамика, изготовленная на гончарном круге, по преимуществу импортная, — собственное гончарное производство на Боспоре широко развивается, как указывалось выше, только с IV в. до н. э.

В период эллинизма в лепной керамике боспорских городов начинают происходить некоторые изменения, направленные в сторону большего разнообразия ее типов. Продолжает господствовать тип горшка с округлыми стенками и отогнутым наружу краем (тип 8М—6Т), являющийся дальнейшим развитием типа 1М—IT периода VI — IV вв. до н. э. и наиболее распространенный в степной Скифии. Трансформация этого типа в эллинистическое время выражена в степени выгиба горловины, который становится, как правило, круче. К новым типам принадлежат горшки с вертикальными ручками (последние встречаются в эллинистическое время крайне редко — типы 13М, 14М; табл. III, 2, 3). Разнообразятся типы чашек. Появляются типы сосудов, по форме подобные греческой гончарной посуде. Среди них следует отметить очень распространенный тип горшка, воспроизводящего облик гончарных кухонных котлов,15 с округлым туловищем, двумя дугообразными круглыми в сечении ручками и выемкой по венчику для упора крышки (тип 12М, табл. III, 5—7; IV, 1, 3, 7). Лепные горшки этого типа отличаются от гончарных лишь композицией ручек, которые по большей части прижаты к стенкам сосуда или вовсе не дифференцированы от них. Сосуды этого типа характерны для III—II вв. до н. э. Помимо Мирмекия они встречаются также при раскопках Фанагории.

В культурных слоях боспорских городов эллинистического времени находок лепных сосудов значительно больше, чем в слоях более ранних. Однако лепная посуда указанного периода все же занимала в этих городах еще скромное место по отношению к посуде гончарного производства. К такому же выводу приходит и И. Т. Кругликова в результате исследования лепной керамики Пантикапея и Фанагории.16 Это явление можно объяснить, во-первых, все еще скромной ролью, которую играли, очевидно, в период эллинизма представители местных этнических групп в населении боспорских городов, но все же та лепная керамика, которую находят при исследовании культурных напластований этих городов того времени, имеет общность со скифской. В круг аналогий лепным сосудам боспорских городов входит теперь и керамика крымских скифов, представленная в материалах раскопок Неаполя Скифского.

Следующий вывод, который напрашивается в результате изучения лепной керамики боспорских городов эллинистического времени, касается той роли, которую играла в ее внешней отделке орнаментация. Еще в период VI — IV вв. до н. э., при небольшом проценте находок лепных сосудов, они обычно украшались ямочным орнаментом по венчику и плечикам. Изредка встречались и лощеные сосуды с резным орнаментом. В эллинистическое время лепные сосуды, как правило, лишаются орнаментации. Лишь изредка можно встретить орнамент по венчику в виде ямок, но он несколько отличается от орнамента того же типа более раннего времени: вместо круглых или широкоовальных ямок мы видим теперь цепь узкоовальных вдавлин (табл. II, 5, ср.: табл. I и рис. 3). Аккуратность этого орнамента и однотипность вдавлин говорят о том, что он наносился не пальцем, а накладыванием на венчик необожженного горшка какого-то трафарета типа веревочки. Орнаментация плечиков горшков появляется в новой форме — узких косых насечек (табл. II, 7) и кольчатого штампа (табл. III, 4). Ухудшается выделка лепных сосудов, что характерно также для керамики Танаиса. Этот вывод был сделан и Т. Н. Книпович при изучении лепной керамики Не-двиговского и Елизаветовского городищ.17

Ухудшение выделки лепных сосудов и лишение ее, как правило, орнаментации в эллинистическое время объясняется интенсивными торговыми сношениями боспорских городов в этот период с другими античными центрами, что способствовало широкому распространению в быту этих городов греческой импортной посуды, в том числе и кухонной. Закончившийся во второй половине IV в. до н. э. процесс формирования державы Спартокидов превратил Боспор в мощное рабовладельческое государство, подчинившее себе весь Восточный Крым, а также обширные земли Прикубанья и Приазовья. Экономическая мощь этого государства, основанная на эксплуатации богатых экономических ресурсов и основных производителей такой обширной территории, сделала Боспор важным промышленным и торговым центром, игравшим видную роль на средиземноморском рынке.18 Оживленные торговые сношения Боспора с Аттикой и Малой Азией повлекли за собой наводнение боспорских городов импортной гончарной посудой. Этот фактор, действующий уже с самого начала существования в Северном Причерноморье античных городов, усиливается в IV в. до н. э. благодаря экономическому расцвету Боспора и расширению его торговых связей. В силу этого замечается массовый приток в боспорские города импортной керамики, что само по себе должно было способствовать ее сравнительной дешевизне. Кроме того, производство керамической посуды в период эллинизма становится более массовым за счет того, что художественная керамика приобретает в эту эпоху характер серийного производства. По всему античному миру распространяются матрицы и трафареты для выделки рельефной и расписной чернолаковой керамики, идущей на смену красно-фигурной. Производство художественной глиняной посуды лишается индивидуальности мастеров, так ярко проявлявшейся при выделке чернофигурных и краснофигурных ваз. Оно становится стандартным, что снижает себестоимость продукции и соответственно ее рыночную стоимость. Поскольку цены на импортные товары влияют в какой-то степени на стоимость промышленной продукции отечественного производства, последняя должна была также дешеветь. К тому же, как указывалось выше, собственное керамическое производство Боспора в период эллинизма приобретает особенное развитие, возникает изготовление боспорских художественных сосудов (акварельные вазы, рельефные чаши, сосуды с росписью по светлому фону). Все это способствовало сравнительной доступности посуды, изготовленной на гончарном круге, для широких масс населения боспорских городов, в том числе и варварского. Обилие на боспорских рынках гончарной керамики, как простой, так и художественной, вело к развитию вкуса причерноморских варваров к греческим изделиям, а втягивание варварского населения в экономику античного города с ее товарно-денежными отношениями давало ему возможность приобретать греческую посуду на рынке. Для использования в быту городского населения лепной посуды оставалась весьма ограниченная область, применение ее, как правило, лишь в качестве кухонной, да и то у беднейшей части этого населения.

Малочисленность находок лепной керамики в эллинистических слоях боспорских городов свидетельствует также о том, что процент выходцев из варварского окружения в этих городах продолжает оставаться незначительным и что эта варварская по происхождению часть населения, более имущая, пользовалась уже греческой посудой, даже и для нужд кухни. Тесное экономическое общение местных племен с античными городами втягивало их в экономическую систему рабовладельческих государств, стимулируя и ускоряя в их среде процесс имущественного расслоения и образования классов. Представители варварских обществ становились в ряды рабовладельцев, эллинизируя при этом свои обычаи и быт (здесь уместно вспомнить рассказ Геродота о скифском царе Скиле, казненном своими соплеменниками за приверженность к эллинскому образу жизни).19 Если эллинизация представителей скифского общества имела место во времена Геродота, то тем более она должна была проявляться в период эллинизма, когда сосуществование греческих государств и варварского мира в Северном Причерноморье насчитывало уже несколько столетий. Естественно, что эллинизированная верхушка негреческого населения Северного Причерноморья стремилась пользоваться античной посудой, более добротной по качеству и более эффектной по виду. Таким образом, даже в варварской среде, проникавшей в боспорские города или находившейся в тесном общении с ними, лепная посуда постепенно должна была отступать на задний план, оставаясь уделом лишь бедняков или рабов. Кроме того, процент негреческого населения в боспорских городах в период эллинизма, в среде которого порождена была лепная керамика, сравнительно невысок, о чем говорят, например, материалы некрополя Пантикапея, в котором хотя и начинают появляться черты, свойственные варварскому погребальному культу, этих черт еще немного.20

Таким образом, о массовом притоке негреческого населения в боспорские города в период эллинизма говорить нельзя. Этим объясняется, повторяем, и скромная роль лепной, варварской посуды в быту жителей боспорских городов указанного периода, среди которых даже лица варварского происхождения могли предпочитать пользование гончарной посудой.

В первые века н. э. роль лепной керамики в быту населения боспорских городов начинает заметно возрастать, а к концу античной эпохи эта керамика имеет уже массовое распространение.21 Увеличивается количество ее типов, разнообразятся формы. Лепные сосуды начинают украшаться обильной и разнообразной орнаментацией, что становится особенно характерным во второй половине II —III в. н. э. и свидетельствует о широком применении лепной керамики не только в качестве кухонной, но и столовой посуды. Распространение орнаментированных лепных сосудов в III — IV вв. н. э. отмечается и И. Т. Кругликовой для Фанагории.22

Среди орнаментальных мотивов, обильно представленных на лепной посуде боспорских городов первых веков н. э., продолжает бытовать с эллинистического времени кольчатый штамп (табл. III, 4). Получают распространение орнаментированные чашки и блюда (табл. VIII, 3—6, IX, рис. 8, 1-3; табл. XII, XIII, 1, 2, 4; XIV, 10, И; XXIV, 2, 5; XXXV, 1, 3, 4, XXXVI, 1, 2, 4, 6, XXXVIII, 3, 6, 7); в более раннее время эти виды, как правило, не имели орнаментации и их было сравнительно мало. Начинают украшаться ручки — налепами, ямками, резным орнаментом (табл. X, 1; рис. 10; табл. XVIII, 5; рис. 14; табл. XIX, XXI, XXV, 1, 6; XXXIV; рис. 16, 4; 21, 3, 4, 6). Орнаментами покрываются также характерные для сосудов первых веков н. э. ручки-упоры (табл. XIV, 1-3; XV, 4-8, 11; XVI, XVII, 1, 4; XXVII, 3). Наконец, в первые века н. э. получают распространение лепные сосуды с ручками в виде фигур животных (табл. XXIII; рис. 16).

Начиная со второй половины II в. до н. э. на горшках появляется резной геометрический орнамент, сходный по мотивам с орнаментом на чернолощеных сосудах кизил-кобинского типа. Отличие здесь заключается в том, что на ранних сосудах геометрические плоскости заполнены штриховкой, тогда как орнамент первых веков н. э. такой штриховки не имеет и состоит лишь из треугольников — ни фигур ромбов, ни орнаментированных полос, характерных для кизил-кобинской керамики, на боспорских сосудах первых веков н. э. из нашего собрания нет, да и сами сосуды в отличие от кизил-кобинских не лощеные. Зато в это время появляются новые виды орнаментации в виде рядов насечек, лунообразных вдавлин, треугольного штампа и др. (рис. 8,1—3; табл. XXII, XXXI, 3, XXXII, XXXIII).

Здесь следует коснуться одного любопытного момента. Мы неоднократно отмечали близость многих форм лепной посуды первых веков н. э. из боспорских городов посуде сельской территории Боспора, представленной материалами раскопок поселения у дер. Семеновка. Особенно ярко эта близость и даже тождественность выступает при сравнении лепной посуды из этого поселения с посудой из Илурата, в меньшей степени — с посудой из Тиритаки. В Мирмекии же форм, аналогичных посуде из Семеновки, очень мало. Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что в Илурате и Тиритаке был более многочисленный контингент выходцев из варварской среды, чем в Мирмекии. Первые два города были более удалены от столицы Боспора и тем самым больше связаны с сельской периферией, чем Мирмекий, поэтому большая близость лепной посуды Илурата и Тиритаки посуде сельских жителей Боспора вполне понятна. Но любопытно другое: в городах Боспора—Мирмекий, Тиритаке, Илурате — в первые века н. э., как уже упоминалось, получают широкое распространение орнаментированные лепные сосуды. Это же явление наблюдается и в отношении других городов Северного Причерноморья античной эпохи, о чем можно судить по работам И. Т. Кругликовой, О. Д. Дашевской и Т. М. Арсеньевой, исследовавших лепную керамику Пантикапея, Неаполя Скифского и Танаиса, на которые мы неоднократно ссылались при сопоставлении типов сосудов нашей коллекции и их орнаментации с керамикой вышеназванных центров. В то же время для сельской территории Боспора (например, поселения у дер. Семеновка) орнаментированная лепная керамика не характерна. К тому же для этого поселения не характерна и керамика с зооморфными ручками. Нет там и чашек с глухими ручками-упорами в виде выступов и налепов и с бугорками на венчике, весьма распространенных, как мы видели, в Илурате и Тиритаке (табл. XIV, 1-3; XVII, 7, 8; XXXVII, 2-4, 6, 7, 9, 10; рис. 22, 1—3, 7). Отсутствуют в Семеновке и лепные сосуды с ручками, украшенными круглыми плоскими или коническими налепами вверху и у основания, знакомые нам по находкам в Мирмекий и Тиритаке (табл. VII, 9; X, 1; рис. 10, 1). В отношении этих последних можно привести объяснение, что такие налепы имитируют, по всей вероятности, заклепки на металлических сосудах, распространенных больше в городах как дорогая посуда, недоступная сельским жителям.23 Однако в целом вопрос о том, почему в сельских поселениях Боспора не были распространены лепные орнаментированные сосуды, в то время как в городах они представлены весьма обильно, остается открытым.

К сожалению, городище у дер. Семеновка является единственным на Боспоре сельским поселением, раскопанным более или менее достаточно, чтобы судить о характере его керамики. Остальные исследованы далеко не полно. Но даже и керамика одного поселения в данном случае показательна. При сравнении керамики из Семеновки с лепной керамикой приморских городов Боспора можно констатировать, что в последних в первые века н. э. получил широкое распространение особый стиль лепной посуды, характеризуемый обильной и разнообразной орнаментацией, чего не наблюдается в сельских поселениях. Зато среди лепной керамики из поселения у Семеновки, как и из других сельских поселений Боспора, например района мыса Казантип, того же времени, обильно встречается краснолощеная керамика,24 которая в нашем собрании представлена только единичными находками в Илурате (типы 8И, табл. XXVIII, 8; 29И, табл. XXXVI, 3; табл. XXXVI, 7; 1И, табл. XXXIX, 4). Аналогичность форм чашек типа 36И (XXXVI, 7, 10) краснолаковым чашкам дает возможность считать последние прототипами лепных чашек указанных Двух типов. Однако является ли вообще краснолощеное покрытие лепных сосудов Боспора первых веков н. э., обычно представленное, как указывалось выше, на лепной посуде сельской территории Боспора, подражанием краснолощеной керамике — на этот вопрос с уверенностью ответить мы не беремся. Обильное наводнение Северного Причерноморья в указанное время краснолаковой керамикой из средиземноморских центров 25 могло, возможно, служить поводом к созданию на Боспоре краснолощеной керамики, тем более на сельской территории, где, как указывалось выше, эта керамика представлена в изобилии, судя по находкам из Семеновки и других поселений азовского побережья Керченского полуострова, и где импортная краснолаковая керамика была, естественно, распространена гораздо меньше, чем в городах.

В. Ф. Гайдукевич высказал предположение, что краснолощеные сосуды на Боспоре связаны с сармато-аланским населением. Действительно, в Нижнем Поволжье такие сосуды встречаются, как указывалось выше, в Калиновском курганном могильнике, как в раннем (IV—II вв. до н. э.), так и в относящемся к позднесарматскому времени (II—IV вв. н. э.). Они бытовали также в Средней Азии, например в поселении Каунчи II периода I—III вв. н. э. Нахождение в этом поселении сосудов с ручками в виде животных говорит о распространении в этот период в Средней Азии сарматских элементов. Краснолощеная керамика распространена была также в Хорезме в кангюйский и кушанский периоды — в последний это лощение по большей части покрывало сосуд полосами,26 как и серое лощение на сарматских сосудах. Возможно, красное лощение было принесено в первые века н. э. на Боспор, как и в Среднюю Ази, сарматами.

В свете сделанных сопоставлений лепной посуды из городов и сельской территории Боспора керамика Илурата занимает как бы промежуточное место. Лепная керамика Илурата, имея наибольшую по сравнению с керамикой Мирмекия и Тиритаки близость с керамикой, представленной в Семеновке, как по формам, так и по облицовке (красное лощение), украшена обильной и разнообразной орнаментацией, сближающей ее с лепной керамикой двух вышеназванных городов, как и других городов Боспора. Это свидетельствует о преобладании в Илурате смешанного состава жителей — выходцев как из городской, так и из сельской среды населения Боспора. Такое смешение населения Илурата происходило не постепенно, как в тех городах, которые, подобно Мирмекию и Тиритаке, возникли как греческие колонии и затем постепенно пополнялись представителями местного населения благодаря длительному сосуществованию их с античными городами на смежных территориях и даже в единой государственной системе. При таком пополнении жителей греческих городов выходцами из местной этнической среды облик городской культуры менялся постепенно в зависимости от степени притока в города лиц варварского происхождения. Формирование состава населения Илурата произошло другим путем. Вспомним, что этот город возник совсем иначе, чем вышеназванные города, возник как крепость, единовременно, во второй половине I в., для усиления обороны страны, как один из мощных военных форпостов Боспорского государства на подступах к его столице, возведенный перед лицом серьезной угрозы античным городам Северного Причерноморья со стороны все более активизировавшихся крымских скифов.27 Создание крепости с одновременным возведением городских зданий внутри оборонительных сооружений, о чем свидетельствует регулярная планировка города и постройка стен городских кварталов в конструктивной увязке с крепостными стенами и впритык к ним, предполагает и единовременное заселение города военным гарнизоном, который вербовался, по всей вероятности, как с сельской территории Боспора, где наиболее сильны были традиции варварской культуры, так и из среды городских жителей. Вот почему, как мы полагаем, в быту жителей Илурата за сравнительно короткий срок его существования, всего в течение двух столетий,28 так ярко проявилось смешение античных и варварских элементов культуры,29 выраженных, в частности, в его керамике.

Чрезвычайно близка лепная керамика боспорских городов первых веков н. э. керамике Танаиса того же времени. Есть, правда, общее в смысле форм и орнаментации между лепными сосудами Танаиса и боспорских городов и в эллинистическую эпоху, но большее количество аналогий между керамикой Боспора и Танаиса наблюдается, как это видно из приводимых нами примеров, для II —III вв. н. э. Сближается керамика из обоих центров первых веков н. э. и обилием орнаментированных сосудов, так же как и родственными орнаментальными мотивами. Особенно близка лепная керамика Танаиса керамике Илурата.

За основной тенденцией развития боспорской лепной керамики, выраженной в ее количественном росте и в стремлении к украшению ее обильной и разнообразной орнаментацией в первые века н. э., стоит тенденция развития культуры самого Боспорского государства в сторону варваризации, особенно ярко проявившейся в позднеантичную эпоху и обусловленной в первую очередь притоком в античные города Боспора лиц варварского происхождения. При рассмотрении типов лепных сосудов трех боспорских городов мы старались показать ту тесную связь, которую имеют эти типы с керамикой варварских племен. Эта связь, проявляющаяся уже с начала истории городов Боспора и выражающаяся в близости лепной посуды этих городов раннескифской керамике Нижнего Приднепровья и Подонья, наблюдается и в дальнейшем, когда лепная боспорская посуда приобретает близость с керамикой позднескифской и сарматской. Только количественный рост производства этой посуды в первые века по сравнению с предыдущими периодами, не говоря уже об общности ее форм и орнаментации с керамикой местных поселений Северного Причерноморья, свидетельствует об интенсивном распространении варварских культурных элементов в городах Боспорского царства того времени. Это явление весьма закономерно для античных городов Северного Причерноморья, существовавших в течение тысячелетия в тесном общении с варварским миром. Влияние сарматской керамики на лепную посуду Боспора, проявляющееся в первые века н. э., выражается в распространении в боспорских городах лепных сосудов с ручками в виде животных, более реалистических, как правило, в первые два столетия, более стилизованных и схематичных в конце античной эпохи. Они перекликаются с появлением в боспорских городах посуды с зооморфными ручками, выполненной на гончарном круге, характерной для керамического производства сарматов. Но если эти сосуды говорят о наличии торговых связей боспорских городов с сарматскими центрами, то лепная керамика этих городов, выполненная в сарматском стиле, свидетельствует о проникновении в их состав самих сарматов, поскольку лепные сосуды делались на месте.

Вторым моментом, сближающим лепную керамику Боспора с керамикой сарматской, служит резной геометрический орнамент, украшавший во II—III вв. н. э. плечики лепных горшков (табл. VII, 4; XXIX, 5), воспроизводящий рисунок в виде вписанных треугольников. Этот орнамент был присущ гончарным лощеным сосудам, техника его нанесения и рисунок — те же, что и на лепных сосудах Боспора первых веков н. э. Примером могут служить сероглиняные сосуды из курганов Нижнего Поволжья, низовий Дона и Кубани, а также сосуды, обнаруженные в самих боспорских городах — Пантикапее и Фанагории.30 Однако наличие сарматских элементов в лепной керамике боспорских городов первых веков н. э. отнюдь не означает вытеснения из нее признаков, присущих скифской керамике, проявлявшихся, как мы видели, уже на начальном этапе существования этих городов. Так, например, в первые века н. э. удерживается тип горшка с плавно округлыми стенками и отогнутым венчиком, украшенным ямочным орнаментом, — дальнейшее развитие типа 1М—IT, бытовавшего на Боспоре еще в VI в. до н. э. Кроме Тиритаки и Илурата, где подобные горшки найдены в слоях и комплексах первых веков н. э. (типы 13Т, 12И), такие же сосуды бытовали в первые века н. э. и в городах Таманского полуострова — в Гермонассе и Фанагории.

Большое сходство имеет лепная керамика боспорских городов с керамикой Неаполя Скифского и других скифских поселений Крыма. Из лепных сосудов боспорских городов периода эллинизма и первых веков н. э., представленных в данной работе, 10 мирмекийских типов из 53 имеют аналогии среди керамики крымских скифов (см. главу II, типы 8, 10, 11, 15, 17, 18, 23, 31, 41, 44), 2 — из 59 тиритакских (глава III, типы 10, 17), 9 — из 59 илуратских (типы 6, 8, И, 16, 22, 24). В других случаях если не сами типы, то детали их форм свидетельствуют о тесной связи лепных сосудов Боспора с керамикой скифского царства в Крыму. К ним относится в первую очередь форма ручек горшков и кувшинов — прямоугольных в сечении, желобчатых и реберчатых, распространенных в обеих локальных группах в период II—III вв. н. э.

Некоторую общность имеет лепная керамика Боспора первых веков н. э. с керамикой западных областей Северного Причерноморья. Эта общность выступает, во-первых, в наличии на боспорских сосудах ручек-упоров в виде выступов и налепов на стенках, часто орнаментированных, создающих впечатление чисто декоративных элементов (табл. XIV—XVII, XXX, XXXVII, 1, 2, 4, 6, 7, 9, 10; рис. 22, 1—3, 7). Подобные ручки-упоры встречаются, как мы видели, на сосудах из Ольвии и из поселений Нижнего Побужья конца VII—III в. до н. э., характерных для посуды гето-фракийских племен, а также для керамики зарубинецко-корчеватов-ской культуры эллинистического времени и первых веков н. э. Выше мы отмечали, что сосуды с подобными ручками-упорами в виде налепов на стенках сосудов были распространены также и в поселениях Нижнего Дона: в V—III вв. до н. э. в Елизаветовском городище и во II—III вв. н. э. в Танаисе, на Кубани в эллинистическое время и в первые века н. э., в Неаполе Скифском во II—III вв. н. э., на территории Молдавии в поселениях IV—III вв. до н. э. Появление в IV—III вв. до н. э. в Нижнем Побужье, в Ольвии и на Березани, этой посуды гето-фракийского облика, имеющей аналогии в керамике Карпато-Дунайского бассейна, К. К. Марченко склонен рассматривать как указание на вторичное проникновение в этот регион выходцев из фракийских племен, обусловленное экспансией на восток северной ветви гетов после разгрома Филиппом Македонским войск Атея. Однако присутствие фракийцев в Нижнем Побужье, как установил вышеназванный автор по керамическим материалам, не прослеживается позднее конца III в. до н. э.,31 на Боспоре же сосуды с ручками-на-лепами становятся характерными для первых веков н. э.

Помимо сосудов с ручками-упорами, другим примером преемственности в лепной керамике Боспора элементов, свойственных посуде фракийских племен, служат сосуды с коническими выступами на стенках. При описании типа 12Т (табл. XI, 6; XXIX, 2) приводились аналогии сосудам этого типа из скифских курганов Приднепровья, из позднескифских городищ на Нижнем Днепре, где они были распространены начиная с IV в. до н. э.г и из поселений Молдавии IV—III вв. до н. э. Сосуды с коническими выступами, распространившиеся в позднескифских городищах начиная с рубежа III—II вв. до н. э., так же как чашечки на полых ножках (наш тип 5Т, рис. 13, 2) и сосуды с ручками-упорами, Н. Н. Погребова не считает скифскими и относит их к новым для степной Скифии формам, сближая их с керамикой племен Карпато-Дунайского бассейна и носителей зарубинец-кой культуры.32 К этой группе Н. Н. Погребова причисляет еще некоторые типы керамики позднескифских городищ, имеющие аналогии в нашем собрании. Это чашки воронкообразной формы, с широким, резко отогнутым наружу венчиком, украшенным резным орнаментом, соответствующие типу 15Т, III в. н. э. (табл. XII; XIII, 1, 2).33 Об особой группе лепной керамики позднескифских городищ говорит и А. И. Мелюкова в связи с находками сосудов этой группы в курганах Тирасполыцины.34 Среди них также встречен тип чашечки на полой ножке, аналогичный нашему типу на рис. 13, 2.35 Сходство между дако-гетской и боспорской керамикой проявляется и в форме чашечек на высоких граненых ножках, отнесенных к светильникам (табл. XXIV, 9, 10; XL, 3, 4, 6).36 Но если по времени дако-гетские и боспорские сосуды этого типа примерно совпадают, то этого нельзя сказать, как мы видели, о сосудах обеих локальных групп с ручками-упорами, которые прослеживаются в гето-фракийской керамике начиная с конца VII в. до н. э., в о сосудах с коническими выступами из позднескифских городищ Нижнего Приднепровья, датируемых начиная с IV в. до н. э., т. е. более чем на половину тысячелетия ранее, чем боспорские.

Сходство боспорской лепной керамики с сосудами фракийских племен подтверждает существование связей Боспора с Фракией, засвидетельствованное другими данными, относящимися к области ономастики и явлений культурного порядка. Эти связи прослеживаются с V в. до н. э.37 Некоторые ранние боспорские цари из дома Спартокидов носили фракийские имена, в том числе и основатель этой династии,38 причем те же самые имена имели и представители царствующего фракийского рода Од-рисов, что может служить немаловажным поводом признать некую связь между двумя династиями. Мифическим родоначальником рода Спартокидов ими считался сын Посейдона Евмолп, который, согласно греческой литературной традиции, был фракийцем (на черепицах из боспорских царских эргастериев часто можно видеть эмблемы в виде атрибутов этих божеств — трезубца и дельфина).

На тесную связь Боспора с Фракией в области культуры указывает появление на Боспоре в IV в. до н. э. монументальных подкурганных сооружений — камерных гробниц с уступчатым сводом, близких по композиции и конструкции фракийским купольным гробницам.39 Поскольку фракийские склепы относятся к тому же времени, что и аналогичные им по стилю боспорские склепы, вполне правдоподобным представляется мнение, высказанное С. А. Кауфман и поддержанное В. Ф. Гайдукевичем, о влиянии именно фракийского зодчества на архитектуру подкурганных сооружений Боспора.40 Доказательство этого положения С. А. Кауфман видит в том, что и фракийские, и боспорские склепы имеют одни и те же признаки, отличающие их от склепов эгейского мира, в котором зародились склепы с уступчатым покрытием, причем на Боспоре подобные сооружения появились уже в развитом виде и именно в период ранних Спарто-кидов.41 Следует еще отметить, что и в скульптуре Боспора — надгробных рельефах I в. до н. э. — также сказывается близость, тематическая и иконографическая, к фракийским памятникам.42

Для первых веков н. э. существуют прямые указания на тесные дружеские связи боспорской царствующей династии с правителями Фракии. Об этом свидетельствуют хотя бы такие факты, как женитьба Аспурга на фракиянке Гипепирии,43 присвоение им фракийского имени Рискупорид, которое носил в то время фракийский царь (Рискупорид III), и имена последующих боспорских царей, также фракийские.44 Мало того, в генеалогии царей Боспора, засвидетельствованной надписями на пьедесталах статуй Савромата I и Рискупорида IV,45 фигурирует наряду с Гераклом и Посейдоном сын последнего Евмолп, который, как указывалось выше, считался, согласно греческой мифологии, фракийцем.46 Все эти факты дают возможность говорить о существовании тесных связей боспорских царей с фракийскими правителями 47 и даже предполагать, что они имели этническое родство с фракийцами, происходили, согласно различным научным гипотезам, от потомка брака между членами фракийской и скифской династий, от представителя местной знати или от предводителя фракийских наемников на Боспоре,48 — кстати, присутствие фракийских войск на Боспоре можно толковать не только как наличие там фракийских наемников, но и как оказание военной помощи Боспорскому государству со стороны фракийских правителей, что лишний раз подчеркнуло бы дружеские связи между обоими государствами.

Однако близость между Боспором и Фракией не ограничивалась связями по линии их правителей и культурными связями. Данные боспорской ономастики первых веков н. э. свидетельствуют о пополнении населения городов Боспора выходцами из фракийских племен,49 причем три четверти всех фракийских имен, встреченных в эпиграфических источниках Северного Причерноморья, засвидетельствовано на Боспоре, включая Танаис.50 При этом подавляющая часть имен относится к первым векам н. э.: 91 имя из 102, согласно данным И. И. Руссу,61 не считая неучтенных им боспорских надписей, не поддающихся датировке, в которых содержится еще целый ряд имен фракийского происхождения.82

В свете всего вышеизложенного присутствие в лепной керамике Боспора первых веков н. э. черт, свойственных керамике фракийских племен, может навести на предположение о проникновении в этот регион самих выходцев из упомянутых племен. Возможно, это произошло вслед за походом гетов под предводительством Биребисты в 50 г. до н. э. в Северо-Западное Причерноморье.53 Вполне правдоподобно, чтона Боспоре в первые века н. э. существовали фракийские поселения типа военных клерухий, выходцы из которых проникали в боспорские города, оставив в их культурных слоях свою керамику. Такое предположение не без оснований было высказано еще В. В. Латышевым при изучении соответствующих эпиграфических источников.64 Таким образом, выводы по исследованию лепной керамики боспорских городов согласуются с данными изучения и других отраслей материальной культуры Боспорского государства, а также этнического состава его населения, которые говорят о существовании на Боспоре фракийского этнического элемента и черт фракийской культуры.

Итак, в результате рассмотрения лепной керамики боспорских городов можно говорить о ее близости керамике местных племен Северного Причерноморья. Боспорская керамика имеет, во-первых, ближайшие аналогии в скифской керамике, хорошо представленной в таких городищах, как Елизаветовское, Танаис, Ольвия, Каменское, и в других поселениях низовий Днепра и Буга. Эта связь прослеживается уже на самых ранних образцах лепной керамики боспорских городов и удерживается в более позднее время — примером этому служит определенная общность лепных боспорских сосудов с керамикой поздних скифов и дако-гетских племен. Наряду с этим в лепной керамике Боспора, как мы видим, существуют и известные сарматские элементы, ярко проявляющиеся в первые века н. э. Если же мы обратимся к лепной керамике восточных соседей боспорских городов — синдов и меотов, то ее связь с боспорской проявляется значительно слабее. При этом можно все же говорить о некоей общности керамики синдов, представленной, например, на Семибратнем городище, с боспорской, примеры чему приводились нами при описании соответствующих типов нашей коллекции, зато с керамикой меотских городищ лепные сосуды Боспора имеют наименьшую общность, если здесь вообще можно говорить об общности. Не характерны для керамики нашей коллекции сосуды баночной формы, воронкообразные чашки на низкой ножке; крайне редки горшки с округлыми стенками без горловины, которыми богата меотская лепная керамика. Таким образом, можно говорить об определенном притоке в города Боспора — европейской его части — представителей скифских племен, не считая определенного контингента скифского населения в этих городах с самого начала их существования. Были ли это выходцы из широкого района Скифии, включающего области Нижнего Поднепровья и Побужья, или из Нижнего Подонья — сказать трудно, ибо керамика вышеназванных районов близка. Еще Б. Н. Граков показал примеры аналогичности или по крайней мере близости скифской посуды Каменского и Елизаветовского городищ.56 Что касается лепной керамики Танаиса первых веков н. э., то и в ней выражены несомненные традиции ранних скифских элементов форм и орнаментации, как, впрочем, и в боспорской керамике, хотя в Танаисе эти традиции гораздо сильнее. Наконец, в первые века н. э. замечается некоторая близость боспорской керамики фракийской посуде.

Несмотря на тесную связь лепной керамики боспорских городов с керамикой упомянутых выше варварских народов, главным образом со скифской и сарматской, она испытывала начиная с эллинистического времени некоторые влияния гончарной керамики античных форм. Появляются с указанного времени, как говорилось выше, горшки с выемкой по внутренней стороне венчика для упора крышки и с двумя горизонтальными ручками (тип 12М, варианты В и Г; табл. III, 5—7; IV, 1), только на лепных горшках в отличие от гончарных ручки не дифференцированы от стенок сосудов, так как дифференцированные лепные ручки могли легко ломаться. Кроме того, в первые века н. э. среди лепных чашек Боспора встречаются по форме подобные краснолаковым (тип 36И, табл. XXXVI, 7, 10).б6 Некоторые из таких чашек имитируют краснолаковые и цветом своей поверхности, покрытой красной краской и лощением. Встречаются также небольшие лепные сосуды в форме остродонной амфоры из Тиритаки (тип 38Т, табл. XX, 1) и Илурата (тип 43И, табл. XXXVIII, И) III в. н. э.; ручки на илуратском сосуде реберчатые, как и на амфорах первых веков н. э. Аналогичное явление отмечает Б. Н. Граков для лепной керамики скифского Каменского городища на Днепре, где найдены днища и край горла, по формам подобные амфорам.57 Лепной сосуд в форме амфоры обнаружен и при раскопках Корчеватовского могильника II—I вв. до н. э.58

В Мирмекии, в яме с материалом II—III вв. н. э., найдено горло лепного кувшина с вертикальной ручкой, украшенной вверху конусообразным налепом (типа 51, табл. X, 1), которое чрезвычайно близко по форме горлам краснолаковых кувшинов того же времени.69 Примером подражания античной посуде в изготовлении лепных сосудов в первые века н. э. служат и круглые плоские или конические налепы на концах ручек в месте их прикрепления к сосуду (табл. VII, 9, X, 1, 4, XIX, 3, 4; рис. 14 и 16, 5), имитирующие заклепки на металлических сосудах. Греческой формой являются также лепные ойнохои II—III вв. н. э. (табл. XIX, 2; XX, 2). Кстати, и сосуды такого рода, как кувшины, стали изготовляться ручным способом под влиянием греческой керамики. Возможно, и ручки на лепных сосудах появились под влиянием греческих форм.

Итоги изучения лепной керамики не могут, конечно, служить основным критерием для выявления степени варваризации культуры боспорских городов. Решение этого сложного вопроса зависит от всей совокупности данных, которые вытекают из исследований других сторон жизни Боспора в целом. Важным звеном в этих исследованиях является рассмотрение идеологической стороны жизни боспорских городов — привлечение памятников, достаточно изученных для решения или во всяком случае выдвижения правдоподобных гипотез об этническом облике населения Боспора. Мы имеем в виду искусство и погребальные культы, а также состав боспорских собственных имен. Изучение этих сторон жизни всякого общества имеет подчас решающее значение для выявления этнического облика населения, которое их породило. Если предметы материальной культуры можно получить путем торгового обмена или изготовить их под влиянием какой-то другой культуры, то явления идеологического порядка зарождаются и развиваются под влиянием определенных социальных условий. При этом они могут впитывать в себя элементы других культур, если эти элементы находят соответствующий отклик в недрах данного общества. Заимствованные же из среды, чуждой данному обществу, идеологические моменты неминуемо обречены на быстрое исчезновение. Их существование должно быть кратковременным и не может оставить значительных следов в дальнейшем развитии того или иного общества. Одной из наиболее показательных сторон жизни боспорских городов является в данном случае область искусства. В первые века н. э. на него оказывает определенное влияние сарматское искусство. О. Е. Прушевская подчеркивает, что в области торевтики на Боспоре еще во II—I вв. до н. э. складывается своебразный сармато-боспорский стиль. Этот стиль благодаря постепенно усиливающейся сарматизации Боспора становится господствующим во II—III вв. н. э. Широко применяется инкрустация из цветных камней, связанная с расцветом сарматского полихромного стиля.60 Живопись Боспора первых веков н. э. отличается известной условностью, свойственной сарматскому искусству. Наиболее ранним примером этому служит роспись катакомбы рубежа н. э., открытой в 1891 г. в Керчи, на 1-й Нагорной улице (ныне улица 1-го Мая). Особенно активизируются варварские элементы искусства в росписи боспорских склепов III в. н. э., отличающейся примитивностью, свойственной искусству сарматов и крымских скифов. Изображения характеризуются упрощенностью и сводятся к простейшим геометрическим формам. Вместе с тем в боспорской живописи, так же как и в торевтике, находит отражение сарматский «полихромный» стиль.61

Красочность и декоративность, свойственные сарматскому искусству, проявляются и в изготовлении деревянных саркофагов.62 Скульптура Боспора первых веков н. э. также содержит элементы условности и схематизма, достигаемые упрощенностью пластических приемов, свойственных варварскому искусству. В портретной скульптуре проявляются черты варварских этнических типов, например в статуе Неокла из Горгиппии 187 г. н. э., изображающей правителя города в греческой одежде, но с местными предметами украшения. Судя по портретным изображениям правящей верхушки Боспора, в ней доминируют местные этнические типы.63 Условно-декоративные тенденции, заметно выступающие еще в I в. до н. э., все время борются на Боспоре с реалистическим направлением в искусстве и приобретают доминирующее значение в первые века н. э., знаменуя собой победу варварского художественного стиля. О возросшем в этот период вкусе к изделиям, выполненным в варварском стиле, свидетельствует и широкое распространение этих изделий в некрополе Пантикапея.64 Мало того, изобразительное искусство Боспора этого периода передает также и внешний облик его жителей, одетых в сарматские костюмы. Даже боги изображались в сарматском одеянии. Так, например, среди боспорских терракот нередко можно встретить образ Эрота в сарматской одежде. В сарматском облачении часто передавался в коропластике и образ всадника. Получает распространение сарматское оружие, представленное находками в погребениях, а также изображениями воинов в монументальной живописи (керченский склеп, открытый в 1872 г.) и на надгробных стелах. По сарматскому образцу строится боспорская конница.65 Наряду с сарматским оружием в первые века н. э. и в особенности в III — IV вв. получают распространение и предметы сарматского конского убора.

Влияние варварской культуры на материальную и духовную жизнь боспорских городов, на эстетические запросы их жителей не было бы столь существенным, если бы в составе этих городов не присутствовал значительный контингент выходцев из варварской среды. В первые века н. э. население в боспорских городах стало заметно пополняться сарматскими элементами. Проникновение в III—II вв. до н. э. сарматов в Прикубанье 66 дало, им возможность вступить в тесное общение с боспорскими городами.

Тем самым получен был дополнительный импульс к развитию общественного строя сарматских племен, от стадии разложения родового строя к рабовладельческому обществу. Втягиваясь, таким образом, в орбиту экономической жизни боспорских городов, сарматы подвергались все большей эллинизации и пополняли контингент жителей этих городов, что в свою очередь приводило к процессу варваризации культуры городов Боспора. О большом проценте в это время негреческого этнического элемента среди городского населения говорят такие показатели, как характерные особенности погребального культа, представленного в их некрополях, а также личные имена, засвидетельствованные эпиграфическими памятниками.67 Если в материальной культуре античных городов Боспора, в изделиях их ремесла, в искусстве присутствие варварских элементов можно объяснить влиянием скифо-сарматской периферии, торговых и культурных связей с ней, то наличие таких элементов в некрополях, где отражены религиозные представления самого населения городов, и в именах говорит уже о присутствии самих представлений варварского окружения в среде жителей городов, об органическом слиянии их с городским населением. Этот процесс отразился и на представленном в боспорских городских некрополях обряде погребения. Еще М. И. Ростовцев подчеркивал сильную степень сарматизации в погребальном обряде и инвентаре некрополя Пантикапея в первые века н. э.68 Выявлению этнического состава населения Боспора посвящена специальная глава в работе И. И. Лобовой.69 Прослеживая проникновение сарматов в Крым начиная со II в. до н. э., отраженное, в частности, в некрополе столицы скифского государства — Неаполе и выразившееся в наличии там захоронений с характерными для сарматов обрядом и инвентарем, автор находит подобные же черты и в обряде погребения, свойственном населению Боспора, имеющем определенное сходство с погребальным обрядом сарматов Нижнего Поволжья и Прикубанья. Сходство это выражается в таких явлениях, как подбойные могилы, земляные склепы, северная и южная ориентировка погребенных, положение ног покойников, перекрещенных в голенях, искусственная деформация черепов, наличие в могилах заупокойной пищи, включение в погребальный инвентарь оружия, предметов конского убора и захоронения лошадей. Отдельные черты этого обряда замечены И. И. Лобовой уже начиная с III в. до. н. э. В некрополе столицы Боспора Пантикапея перечисленные черты сарматского погребального обряда начинают особенно заметно выступать с I в. до н. э. и свидетельствуют о начале активного проникновения в боспорские города выходцев из сарматского окружения.70 При этом трудно порой отметить, что является чертой сарматского погребального обряда, а что — скифского: оружие, предметы конской сбруи, напутственная пища свойственны, как известно, и тем и другим, стоящим примерно на той же ступени общественного развития. Весь погребальный ритуал, представленный в некрополе Пантикапея начиная с конца I в. н. э., приобретает черты синкретизма, т. е. имеет своеобразный греко-варварский характер, при этом оружие носит сарматский облик — длинные копья, мечи и панцири, конические шлемы.71 Замечается сходство погребального инвентаря с инвентарем аланских могильников. Подчас невозможно определить по составу погребального инвентаря — грек или варвар был погребен в том или ином захоронении, так далеко зашел процесс варваризации боспорского населения.72

В этой связи стоят и три склепа некрополя Пантикапея на северном склоне горыМитридат, датируемые концом I в. до н. э.—началом I в. н. э. В одном, так называемом «Склепе 1952 г.» (по времени его открытия), под одной из ниш находилось погребение лошади, под другой — слуги, возможно, конюха. В другом — склепе Анфестерия — в росписи фигурируют кибитка, горит со скифским луком и всадник в варварской одежде. В склепе Алкима того же некрополя тоже, по-видимому, было погребено лицо варварского происхождения, о чем говорит его имя.73

Более ярко выраженные местные черты имеются в некрополе азиатской столицы Боспора Фанагории. Характерные для него захоронения в земляных склепах и подбойных могилах, положение покойников на подстилку из камки, со скрещенными ногами и согнутой одной рукой, кисть которой покоилась в области таза, наличие в могилах красной краски и частей лошадиных туш, наконец, состав погребального инвентаря с многократными находками оружия, железных ножей, гривен, бронзовых колокольчиков — все эти черты, имеющиеся и в некрополе Пантикапея, здесь проявляются более ярко,74 не говоря уже о некрополях таких городов, как Танаис, в облике которого еще более проявляется влияние культуры соседних меотских и сарматских племен.76

К сожалению, некрополи городов, керамике которых посвящена данная работа, изучены далеко не достаточно или почти совсем не изучены. Больше всего подвергался исследованию некрополь Мирмекия и, возможно, принадлежавший ему некрополь у нынешнего Керченского металлического завода им. Войкова.78 Раскопанные погребения этих некрополей относятся, как правило, ко II—III вв. до н. э. и носят греческий характер. Раскопки некрополя Тиритаки выявили ряд погребений рубежа и первых веков н. э. с присутствием в них черт погребального обряда, свойственного сарматам (захоронения в земляных склепах, положение костяков со скрещенными голенями, с согнутой одной рукой, кисть которой покоилась на тазовых костях, подстилка из камки, наличие в погребальном инвентаре оружия, ножей, колокольчиков и оселков).77 Об увеличении роли варварских компонентов в составе населения городов Боспора в III в. н. э. свидетельствует увеличение количества негреческих имен, встречающихся в боспорских эпиграфических документах первых веков н. э., — главным образом в надписях на надгробных стелах, а сочетание их с греческим отчеством и наоборот говорит о далеко зашедшем на Боспоре в позднеантичное время процессе ассимиляции греков и варваров.78 Варваризируется все сильнее правящая верхушка Боспора начиная с самих царей. Об этом свидетельствуют не только их личные, варварские имена (помимо упоминавшихся выше фракийских имен, встречаются иранские: Ининфимей, Савромат, Фофорс и др.),79 но и так называемые «загадочные», или «сарматские», знаки, которые фигурируют в официальных документах Боспора начиная с I в. н. э. наряду с греческим текстом. Таковы, например, надписи времен царей Ининфи-мея,80 Савромата II,81 Евпатора.82 Сюда же можно присовокупить и знак на пластинках уздечного набора из погребений царя Рискупорида III и, по-видимому, членов его рода в Керченских курганах на Глинище и возле Аджимушкайских каменоломен,83 а также знаки, сходные с упомянутыми царскими на стенах Керченского склепа на горе Митридат,84 под росписью, датированной М. И. Ростовцевой не позже середины II в. н. о.,85 и др.86 Помещение знаков, признанных учеными именными знаками боспорской царствующей династии того времени вследствие тождественности их общей схемы, на официальных документах, а также на монетах III— IV вв. н. э. (царей Фофорса, Радамсада и Рискупорида IV) 87 свидетельствует о том, что боспорская правящая верхушка не только вышла из варварской среды, но и не порвала с ее традициями, подчеркивая даже в официальных документах свою этническую принадлежность.88 Это служит ярким доказательством того, до какой степени дошла варваризация Боспора в позднеантичное время. Сам факт фигурирования в боспорских официальных документах греческого текста в сочетании с такими знаками говорит о синкретическом характере культуры Боспора первых веков н. э.89 — сарматское происхождение этих знаков подтверждается специальным исследованием их, произведенным Э. И. Соломоник.90 Об оживленных сношениях Боспорского государства с аланами в III в. н. э. говорит надпись из Танаиса,91 упоминающая главу аланских переводчиков. Здесь уместно вспомнить свидетельство Аммиана Марцеллина, приводимое В. В. Шкорпилом в связи с упомянутой надписью, а именно, что аланы доходили с целью грабежа или охоты до Меотийского болота и Киммерийского Боспора.92 Еще красноречивее о связях Боспорского государства с аланами говорит его территориальная близость с владениями аланов, засвидетельствованная Иосифом Флавием,93 который пишет об обитании аланов «вокруг Танаиса и Меотийского озера». Таким образом, большое значение лепной керамики в быту боспорских городов позднеан-тичной эпохи является одним из проявлений общего процесса варваризации культуры этих городов, достигшей наибольшей выразительности в III в. н. э. Победа варварских элементов над античными культурными традициями на Боспоре была обусловлена общей причиной победы варварской культуры над античной цивилизацией — разложением рабовладельческого способа производства в античных государствах, оказавшегося не в состоянии противостоять новым формам социально-экономических отношений, что привело к господству и новых форм культуры. В III — IV вв. н. э. усиливается приток в боспорские города выходцев из варварской среды, обусловленный в свою очередь двумя причинами. Первая — тесные экономические и культурные связи боспорских городов с окружающими их варварскими центрами. Ускоренный процесс социально-экономического развития варварских племен, объясняющийся втягиванием их в торговые сношения с античными городами, а также включение некоторых из этих племен в состав Боспорского государства и, следовательно, в систему его экономической жизни, повлекли за собой приток в боспорские города выходцев из варварской этнической среды. Разложение родового строя причерноморских варваров, стимулируемое тесным общением с античными городами, влекло за собой имущественное расслоение варварских общин и выделение из их среды неимущего населения, вынужденного уходить в города на заработки. Из варварского же окружения Боспора вербовалась, по всей вероятности, и боспорская армия — примером тому может служить гарнизон боспорской крепости Илурат, в культуре которого видны ярко выраженные негреческие черты.94 Кроме того, в городах могли селиться и лица варварского происхождения, связанные с античными городами интересами торговли, и ремесленники, находившие в этих городах непосредственный сбыт своей продукции. Вторая причина притока в боспорские города представителей варварского населения с периферии заключается в той неспокойной, а в ряде случаев весьма опасной и даже пагубной политической обстановке, которая сложилась на Боспоре в середине III в. н. э. Под неотвратимой угрозой вражеских нашествий, каким явилось вторжение на Боспор готов и боранов,90 жители сельской территории, естественно, должны были хлынуть в города, под защиту их крепостных стен, которые, однако, не смогли предотвратить прекращение жизни в целом ряде городов в III в. н. э. (Мирмекий, Илурат, Ктгмерик), не говоря уже о сельских поселениях, гибнущих под ударами нашествий варварских племен.96 Беженцы с сельской территории Боспора, население которой составляли в основном потомки туземных племен, и явились в большой степени носителями варварских черт быта, в том числе и лепной керамики. Вполне вероятно, что некоторое число этих пришлых элементов навсегда оставалось в пределах данного города и тем самым пополняло варварский контингент их жителей, содействуя, таким образом, варваризации культуры боспорских городов.

Вторым фактором, содействующим широкому распространению лепной керамики и замене ею подчас столовой посуды в обиходе жителей боспорских городов конца античной эпохи, являлось бедственное экономическое положение Боспорского государства, сложившееся во второй половине III в. н. э. под влиянием разрушительных нашествий готских полчищ. Почти все Средиземноморье, включая Черноморье и Приазовье, было подвергнуто нашествию готов и других варварских племен.97 Это вторжение оказалось роковым для Римской империи, силы которой и без того уже были подорваны начавшимся кризисом всей рабовладельческой системы. Поэтому Римская держава не могла оказать должного сопротивления столь грандиозному движению варварских полчищ, вторжение которых губительно сказалось на экономике боспорских городов, в том числе и на внешторговых их связях, и на их ремесленном производстве.98 В городах Боспора наступает известная натурализация хозяйства, одним из выражений которой и явилось обращение населения к широкому пользованию посудой, изготовленной ручным способом, в недрах домашней хозяйственной ячейки. Оскудение и расстройство всей экономической жизни Боспора отражается и на его денежном обращении: исчезают золотые монеты — самым высоким по качеству металлом в денежной системе Боспора становится низкопробное серебро (биллон). Из медных монет остаются в обращении лишь крупные номиналы, что свидетельствует о росте дороговизны на боспорских рынках. Последний период развития .монетного дела на Боспоре, начиная от времени Нотиса III, дает картину неуклонного упадка. Выпуски статеров при Рискупориде VI — последнем боспорском царе, при котором продолжалась чеканка боспорской монеты, заметно снижается с 324 г., а с 327 г. становятся весьма редкими. Количество золота в их составе со второй половины II в. н. э. постепенно уменьшается, и статеры деградируют до чисто медных. При этом начиная с 328 г. чеканка этих статеров производилась нерегулярно и сопровождалась к тому же повышением их номинальной стоимости. Такая деградация деятельности боспорского монетного двора, длившаяся более чем столетие, дала возможность исследователям монетного дела на Боспоре сделать, со своей стороны, вывод о неуклонно развивающемся упадке экономики Боспора, начавшемся в III в. п. э., и рассматривать прекращение выпуска боспорских монет в первой половине IV в. н. э. не как внезапное явление, вызванное каким-либо единовременным событием, а как факт, обусловленный начавшимся в то время окончательным кризисом античного способа производства в целом." В таких условиях широкое распространение лепной посуды в быту боспорских городов объяснялось, кроме постоянно действующего фактора — усиления варваризации состава их населения и их культуры, также экономическими причинами. Расстройство всей хозяйственной системы Боспора, упадок ремесла и торговли 10° заставили жителей обращаться все больше к производству необходимых предметов потребления внутри своей семьи. Эта натурализация хозяйства находит свое выражение в рустификации городов — стирании различий между городом, как специфически ремесленным центром, и деревней, основой хозяйства которой было земледелие. На месте городских кварталов с жилыми и общественными постройками возникают зернохранилища, как это имело место в Пантикапее и Фанагории.101

Слабость античных государств, и в первую очередь Римской империи, оказавшейся не в состоянии сдержать напор готских, а затем, в IV в. н. э., гуннских племен на Восточную Европу, пагубно отразилась, таким образом, и на Боспоре, который не смог противостоять столь сокрушительным варварским нашествиям. При этом не надо забывать, что Боспорское государство, терпящее бедствия под ударами внешнего врага, было раздираемо еще и внутренними противоречиями, выраженными в захвате власти лицами, не принадлежащими к царской династии и являвшимися выходцами из варварской среды.102 Эти социальные конфликты еще более подрывали экономику и весь государственный строй Боспора, ослабленные к тому же противоречиями самого рабовладельческого способа производства. В таких условиях становится понятным упадок всей экономики страны и, как следствие этого упадка, известная натурализация хозяйства в городах. Этот последний фактор — экономическая разруха, разрушение производительных сил и парализация внешних торговых связей — оказался непосредственным толчком к окончательному упадку боспорской экономики, что еще больше усугубило варваризацию культуры Боспора, в том числе и материальной. Аналогичный пример можно привести из истории керамического производства Хорезма позднеантичного периода, характеризуемого ухудшением выделки и отделки сосудов и распространением ремесленной посуды ручной лепки в позднекушанский и кушано-афригидский периоды.103 Та же причина стимулировала и широкое распространение лепной посуды на Боспоре, который начиная с середины III в. н. э. вступает в полосу окончательного кризиса, явившегося следствием крушения самого античного способа производства. События IV в. н. э. только усугубили этот кризис, гуннское нашествие явилось последним толчком к распаду Боспорского государства, прекратившего свое существование на рубеже IV—V вв. н. э. Судьба его, этой маленькой ячейки античного мира, была неразрывно связана с судьбой всей античной рабовладельческой системы, гибнущей в лице ее последнего представителя — Римской империи. Рабовладельческий строй, социально-экономическая и политическая система которого полностью разложилась, не в силах был противостоять варварским политическим образованиям и их культуре. Вместе с падением последнего оплота античного мира — Древнего Рима— гибнет и Боспорское царство.

1 Ковалевская Л. Е. Из истории архитектуры Мирмекия. — МИА, 1958, № 85, с. 317—329.

2 Gajdukevic V. F. Das Bosporanische Reich. Berlin, 1971, S. 121 f.

3 Там же, с. 121 сл.

4 Там же, с. 200, 373, 410 сл.

5 Кругликова И. Т. Сельская территория Боспора. — ПИСП, 1959, с. 117.

6 Her. IV, 11-13, 100; Ps.-Skyl., 68; Strab., XI, 2, 5.

7 Рабичкин В. М. Поселение у Широкой балки. — КСИИМК. 1951, вып. вып. VIII, с. 121, рис. 33.

8 Кругликова И. Т. О местной керамике Пантпкапея и ее значении для изучения состава населения этого города. — МИА, 1954, № 33, с. 81, табл. I, 1.

9 Граков Б. Н. Каменское городище на Днепре. — МИА, 1954, № 36, с. 77.

10 Арсеньева Т. М. Лепная керамика Танапса, II. — МИА, 1065, № 154,. табл. IX, 14.

11 Лесков А. И., 3 б е н о в п ч В. Г. Археологические разведки на Керченском полуострове. — АИБ, т. II, 1962, с. 264 ел.

12 Лесков А. И. Горный Крым в первом тысячелетии до н. э. Киев, 1965, с. 164.

13 Цветаева Г. А. Грунтовый некрополь Паптикапея. — МИА, 1951, № 19, с. 68; Блаватскцй В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954, с. 70; Сокольский Н. И. Боспорскпе мечи. — МИА, 1954, № 33, с. 126; Кастанаян Е. Г. Грунтовые некрополи боспорских городов и местные их особенности. — МИА, 1959, № 69, с. 270.

14 Цвотаева Г. А. Грунтовый некрополь Пантикапея, с. 67; Каста-наян Е. Г. Грунтовые некрополи боспорскпх городов и местные их особенности, — МПА, 1959, №69, с. 257—295; Силантьева Л. Ф. Некрополь Нпмфея. —Там же, с. 51, 103, № 101—103, 105; с. 105, № 114; с. 106, № 116—118.

15 Гайдукевич В. Ф. 1) Раскопки Мирмекия в 1935—1938 гг. — МИА, 1952, № 25, с. 201, рис. 112; 2) Мирмекий. Варшава, 1959, с. 53, рис. 5, 4; Круг-ликова И. Т. Ремесленное производство простой керамики Пантикапея. — МИА, 1957, № 56, с. 108, рис. 1; с. 115, рис. 3.

16 Кругликова И. Т. 1)0 местной керамике Пантикапея, с. 86; 2) Фана-горийская местная керамика из грубой глины. — МИА, 1951, № 19, с. 108.

17 Книпович Т. Н. 1) Танаис. М.—Л., 1949, с. 77 сл.; 2) Опыт характеристики городища у станицы Елпсаветовской. — ИГАИМК. 1935, вып. 104, с. 186 сл.

18 Гайдукеич В. Ф. История античных городов Северного Причерноморья. — АГСП, с. 104 сл.

19 Her., IV, 78 ел.

20 Цветаева Г. А. Грунтовый некрополь Пантикапея, с. 74, 86; Марченко И. Д. Раскопки восточного некрополя Фанагорип. — МИА, 1956, № 57, с. 115.

21 Ср.: Круглпкова И. Т. Боспор в позднеантичное время, с. 138.

22 Ср.: Круглнкова И. Т. Фанагорийская местная керамика из грубой глины, с. 106.

23 Ср.: Кругликова И. Т. Боспор в позднеантичное время. М., 1966, с. 78. 24 Там же, с. 138.

25 Кniроwitsсh Т. Die Keramik romischer Zeit aus Olbia in der Sammlung der Ermitage. — In: Materialen zur romisch-germanischen Keramik, Frankfurt am Main, 1929, IV; Кнппович Т. Н. Краснолаковая керамика первых веков н. э. из раскопок Боспорской экспедиции 1935—1940 гг. — МИА, 1952, № 25, с. 289—326; Си-лантьева Л. Ф. Краснолаковая керамика из раскопок Илурата. — МИА, 1958, № 85, с. 283—311.

26 Воробьева М. Г. Керамика Хорезма античного времени. — ТХАЭЭ, 1959, т. IV, с. 198, ел., 195.

27 Гайдукевич В. Ф. Илурат. — МИА, 1958, № 85, с. 140 сл.

28 Там же, с. 145.

29 Гайдукевич В. Ф., К а п о ш и н а СИ. К вопросу о местных элементах в культуре античных городов Северного Причерноморья. — СА, 1951, XV, с. 186 сл.

30 Скалон К. М. Изображение животных на керамике сарматского периода.— ТОИПК, 1941, с. 210, рис. 18, табл. XV, 2; Кругликова И. Т. О местной керамике Пантикапея. . ., с. 92, рис. 4; табл. II, 45, III, 38—42.

31 Марченко К. К. Фракийцы на территории Нижнего Побужья. — ВДИ, 1974, № 2, с. 157 сл.

32 Погребова Н. Н. Позднескифские городища на Нижнем Днепре. — 1958, № 64, с. 141.

33 Там же, с. 208, рис. 43, 1, 3.

34 Мелюкова А. И. Скпфскце курганы Тирасполыцины. — МИА, 1962, № 115, с. 158.

36 Там же, с. 155, рис. 3, 10, 11.

36 Сгisan I. H. Keramica daco-getica. Bucuresti, 1968, №49.

37 Gaidukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 66.

38 Там же, с. 60, прим. 5.

39 Там же, с. 271, 282.

40 Кауфман С. А. Об уступчатых склепах Боспора. — СИИТА, 1947, вып. 6, с. 22 сл.; Gajdukevic V. F. Das Bosporanishce Reich, S. 271, 282 f.

41 Кауфман С. А. Об уступчатых склепах Боспора, с. 24 cл.

42 Бритова И. Н. Образ всадника на рельефах Фракпи и Боспора. — КСИИМК, 1948, вып. XXII, с. 54 cл.

43 Ростовцев М. И. Бронзовый бюст царицы Динамии. М., 1914, с. 21.

44 Gajdukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 338 f.

45 КБН, № 53, 1048.

46 Gajduкeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 67.

47 Там же, с. 66 cл.

48 Латышев В. В. История Боспорского царства. СПб., 1909, с. 133, прим. 1; Жебелев С. А. Боспорскпе этюды. — ИГАИМК, 1935, вып. 104, с. 14; Блаватский В. Д. Архаический Боспор. — МИА, 1954, № 33, с. 42; Gajdukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 66 f.

49 Tomaschec W. Die alten Thraken. — Sitzungsberichte d. Philos.-hist. Klasse d. Akad. d. Wissenschaften in Wien, 1894, Bd 131, ffi 2. Подробнее литературу по данному вопросу см.: Gajdukevic V. F. Das Bosporanische Reich, S. 66, Anmerk. 5; КБН, с 12, прим. 2.

50 Russu J. J. Elemente traco-getice in Scithia si Bosporul Cimmerian. SCIV, 1958, t. IX, 2, p. 309.

51 Датировки даются по КБН.

62 Ср. Russu J. J. Elemente traco-getice. . ., p. 31 1; КБН, указатель личных имен.

53 Гаидукевич В. Ф. Из истории античных городов Северного Причерноморья, с. 56.

54 Латышев В. В. Эпиграфические новости из Южной России (по находкам 1901—1903 годов). — ИАК, 1904, вып. 10, с. 14 сл.

65 Граков Б. Н. Каменское городище на Днепре, с. 70 сл., 81.

56 Ср. с типами, данными у Т. Н. Книпович (Краснолаковая керамика. . ., с. 299, рис. 2, 3; с. 301, рис. 3, 3; с. 302, рис. 4, 3; с. 313, рис, 10, 2; с. 315, рис. И, 2; с. 322, рис. 15).

57 Граков Б. Н. Каменское городище на Днепре, с. 74, тип. 9.

58Самойловський I. Корчиватський могильник. — Археолопя, Кшв, 1947, I, с. 108, рис. 8.

59 Ср. горло краснолакового кувшина (М/36-351).

60 Прушевская Е. О. Художественная обработка металла. — АГСП, с. 347.

61 Иванова А. П. О некоторых особенностях боспорской живописи. — Там же, с. 296.

62 Иванова А. П. Искусство античных городов Северного Причерноморья. Л., 1953, с. 167 сл.

63 Кобылина М. И. 1) Памятники искусства Боспора но раскопкам ГМИИ. — Памятники искусства, М., 1947, № 2, с. 20; 2) Скульптура Боспора. — МИА, 1951, №19, с. 174 ел., 184, 187.

64 Иванова А. П. 1) Искусство античных городов Северного Причерноморья, с. 151 сл., 175 сл.; 2) Скульптура и живопись Боспора. Киев, 1961, с. 147; Книпович Т.Н. Основные линии развития искусства городов Северного Причерноморья в античную эпоху. — АГСП, с. 187; Кобылина М. М. 1) К изучению искусства древнегреческого города Фанагорип. — ВДИ, 1938, № 2, с. 341 сл.; 2) Фанагория. — МИА, 1956, № 57, с. 85.

65 Блаватский В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954, с. 140 сл.; Сокольский Н. И. Боспорские мечи, с. 147 сл., 168; Иванова А. П. Искусство античных городов Северного Причерноморья, с. 155.

66 Смирнов К. Ф. Итоги и очередные задачи изучения сарматских племен и их культуры. — СА, 1953, XVII, с. 141 сл.

67 Cp.:Zgusta L. Die Personennamen der griechischer Stadte der nordlichen Schwarzmcerkuste. Pralia, 1955, S. 59f.;KBH, Указатель личных имен. 68Rostovzev M. Skythien und der Bosporos, S. 219 f.

69 Лобова И. И. Сарматы в Крыму. Автореф. канд. дис. М., 1956, с. 7 сл., 11 сл.

70 Гайдукевич В. Ф. Из истории античных городов Северного Причерноморья, с. 139 сл.

71 Gajdukevic V. F. Das Bosporanische Reich, S. 489 f.

72 Круглнкова И. Т. Боспор в позднеантнчное время. М., 1966, с. 54.

73 Цветаева Г. А. Грунтовый некрополь Пантпкапея, с. 84 сл.

74 Кобылина М. М. 1) Раскопки некрополя Фанагории в 1938—1940 гг. — МИА, 1951, № 19, с. 216 сл., могилы № 104, 105, 108, 115, 119; 2) Раскопки «южного» некрополя Фанагорпи в 1947 г. — Там же, с. 239, могпла 3; 3) Фанагория, с. 80, 85 сл.; Марченко И. Д. Раскопки восточного некрополя Фанагории. — Там же, 1956, №57, с. 117 сл., 121 сл.

75 Книпович Т. Н. Танаис. М.—Л., 1949, с. 49, 91; Шелов Д. Б. Некрополь Танаиса. —МИА, 1961, №98, с. 83. сл.

76 Думберг К. Е. Извлечение из отчета о раскопках гробниц в г. Керчи и его окрестностях. — ИАК, 1901, вып. 1, с. 80 сл.; Шкорпил В. В. Отчет о раскопках в г. Керчи и его окрестностях в 1903 г. — ИАК, 1905, вып. 17, с. 70 сл.; Шкорпил В. В. Отчет о раскопках, произведенных в 1906 году в г. Керчи и его окрестностях. — ИАК, 1909, вып. 30, с. 81 сл.; OAK за 1889 г., 1892, с. 9 сл.; Rostovzew M. Skythien und der Bosporus. Berlin, 1931, S. 326; Капошина СИ. Некрополь в районе поселка им. Войкова. — МИА, 1959, № 69, с. 108—153.

77 Блаватский В. Д. Раскопки некрополя Тиритаки в 1933 г. — МИА, 1941, № 4, с. 61—74; Кобылина М. И. Раскопки некрополя Тирптакив 1934 г. — Там же, с. 75—82; Гайдукевич В. Ф. Некрополи некоторых боспорских городов. — Там же, 1959, № 69, с. 215—223.

78 См.: КБН, с. 11 и указанную там литературу по данному вопросу. 79 Gajdukevic V. F. Das Bosporanische Reich, S. 338 f., 449, 475, 480 f.

80 Латышев В. В. Древности южной России. — Матер, по археол. России, СПб., 1892, № 19, с. 63 сл.

81 Шкорпил В. В. Боспорские надписи, найденные в 1910 г. — ИАК, 1911, вып. 40, с. 112 сл.

82 Шкорпил В. В. Заметка о рельефе на памятнике с надписью Евпатерия. — Там же, 1910, вып. 37, с. 26 сл.

83 Gajdukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 443 f.

84 Шкорпил В. В. Заметка о рельефе. . ., рис. 2 и 3.

85 Ростовцев М. И. Античная декоративная живопись на юге России, с 298 и табл. XXXIII.

86 Шкорпил В. В. Заметка о рельефе. . ., с. 31; Мещанинов И. И. загадочные знаки Причерноморья. — ИГАИМК, 1933, вып. 62, с. 11; Соломоник СаРматские знаки Северного Причерноморья. Киев, 1959, с. 24.

87 Соломоник Э. И. Сарматские знаки Северного Причерноморья, с. 165 сл.

88 Ср.: Марти Ю. Ю. Новые эпиграфические памятники Боспора. — ИГАИМК, 1936, вып. 104, с. 68 ел.; Гайдукевич В. Ф. История античных городов Северного Причерноморья, с. 140; Круглнкова И. Т. Боспор в позднеантичное время, с. 20 сл.

89 Gajdukevic V. F. Das Bosporanische Reich, S. 447 f.; Соломоник S. И. Сарматские знаки Северного Причерноморья, с. 14.

90 Соломоник Э. И. Сарматские знаки Северного Причерноморья, с. 17.

91 КБН, № 1053.

92 IIIкорпил В. В. Боспорские надписи, найденные в 1910 г., с. 114; ср.: Amm. Mare., 31, 2, 21.

93 Ios. Flav., VII, 7, 4.

94 Gajduкeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 410 f.

95 Гайдукевич В. Ф. История античных городов Северного Причерноморья, с. 146 ел.

96 Кругликова И. Т. Боспор в позднеантичное время, с. 87 сл., 97 сл.

97 Гайдукевич В. Ф. История античных городов Северного Причерноморья, с. 46.

98 Кругликова И. Т. Боспор в позднеантичное время, с. 211 сл.

99 3ограф А. Н. 1) Античные монеты. — МИА, 1951, № 16, с. 207, 210, 212; 2) Денежное обращение и монетное дело Северного Причерноморья. — АГСП, с. 163; Голенко К. К. К хронологии заключительных монетных выпусков Боспора. — ЗОАО, 1960, т. I (34), с. 334 сл.; Кругликова И. Т. Боспор в позднеантпчное время, с. 216.

100 Gajdukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 468 f.

101 Кругликова И. Т. 1) Города Боспора в III в.н. э. — АГ, с. 71; 2) Боспор в позднеантпчное время, с. 43, 52,

102 Gajdukeviс V. F. Das Bosporanische Reich, S. 468 f. 103 Воробьева М. Г. Керамика Хорезма античного времени, с. 220.

Общая библиография |  В библиотеку  | [1] | [2] | [3] | [4] | [5] | [6] | [7] | [8] | Далее